Кристоф Вальц: Я не фанат Тарантино

[christophwaltz]

За плечами у Кристофа Вальца – внушительная творческая биография: начиная с 70-х годов, он снялся в нескольких десятках фильмов. Но если вы не знаете немецкого, то вряд ли видели хотя бы один из них. А его бесподобная игра в тарантиновских «Ублюдках» настолько убедительна, что даже чтение субтитров в отдельных эпизодах совершенно не отвлекает от сути.

интервью, в котором Вальц показывает характер

— В этом фильме ваш Ганс Ланда – тот еще негодяй. А к каким ролям вы готовитесь сейчас?

— Вам всегда предлагают роли, которым вы, так или иначе, соответствуете. Но у вас есть выбор – соглашаться или нет, в этом и состоит преимущество актера. А я человек упрямый: делаю только то, что нравится. Да, здесь я сыграл негодяя. Поэтому следующая роль будет принципиально отличаться от этой. Ведь я могу играть не только злодеев, согласитесь. Хотя эта роль была по-настоящему уникальной, поскольку дала мне возможность продемонстрировать разные грани мастерства. Ланда – фантастический персонаж, многоликий и неоднозначный. Уверен, зритель может сделать разные выводы и умозаключения, увидев этого героя.

— Были ли вы до съемок фанатом Тарантино, как подавляющее большинство актеров.

— Нет. Мне нравятся его фильмы, какие-то больше, какие-то меньше, но, скажем «Убить Билла» (Kill Bill) я почти не понял, хотя просмотр и доставил мне удовольствие. А моей любимой работой Тарантино, которую я по-настоящему ценю, была и остается «Джеки Браун» (Jackie Brown) — кстати, после многочисленных ее просмотров я оценил и «Криминальное чтиво» (Pulp Fiction). Словом, я не могу причислить себя ни к критикам, ни к фанатам этого режиссера.

— Вам понравилось работать с Брэдом Питтом?

— Это был фантастический опыт. Брэд – настоящий актер, а работа с настоящим актером всегда удовольствие. Тот факт, что он является смой большой кинозвездой планеты, никак не повлиял на абсолютное равновесие между нами. Причем это не я подошел к нему и сказал «Слушай, Брэд, давай забудем о твоем звездном статусе», а именно он выстроил отношения таким образом. Он в буквальном смысле принял меня с распростертыми объятиями, с самой первом минуты работы.

— Много ли времени вы проводили вместе вне съемок, учитывая, что у вас так превосходно сложились отношения?

— Имеете ввиду что-то вроде йоги по выходным? (Смеется). Нет, поскольку это был рабочий процесс, мы не стремились проводить все время вместе. Мы подружились, но не стали закадычными приятелями, которые везде тусуются вместе. В этом не было необходимости.

— Несколько актеров признались, что были порядком запуганы вами.

— Значит, были на то причины. (Смеется).

— А случалось ли, что вы сами были запуганы кем-то в процессе работы?

— Нет, любое подавление в моем случае не сработало бы. Квентин с самого начала старался держать определенную дистанцию между нами. Случались из ряда вон выходящие ситуации, и тогда мы в очередной раз соглашались, что отсутствие излишне фамильярных отношений между нами – большой плюс. Как и отсутствие взаимного панибратства, ведь если ваши отношения чересчур крепки, подобная фамильярность порождает неуважение. Не имею ввиду, что неуважение имело место, но все же определенная дистанция по отношению ко мне облегчила решение ряда щекотливых ситуаций, давайте скажем так. Не ищите здесь какого-то глубинного смысла, речь всего лишь идет об оптимальном устранении неловкости.

— Что вы почувствовали, когда надели на себя униформу нациста?

— Вы знаете, я не сторонник эзотерического подхода к актерству. Я не испытал каких-то особых чувств… Начнем с того, что она была достаточно тесной (смеется)… вот это больше всего мне и не нравилось. А сапоги, наоборот, были велики. Но костюмер настояла, чтобы я носил именно эти сапоги, и еще подложила мне что-то внутрь обуви. А я спросил: «Почему я должен казаться больше?» А она ответила: «Это придает стать».

Разумеется, это не говорит о том, что униформа вообще ничего не значит, но она обладает значимостью сама по себе. Я просто не делал на этом акцент. Именно поэтому костюм должен быть точным и безупречным, ведь он несет в себе некую информационную нагрузку. Я надеваю вот это серую шинель, и у вас, как у зрителя, мгновенно создается ощущение чего-то особенного, важного. Я же этого не чувствую вообще. Поверьте, для меня вообще нет разницы, скажем, между формой офицера СС или моряка американского флота. Униформа есть униформа.

— Вы всю жизнь так свободно говорили на немецком, французском и итальянском?

— Ну, допустим, не всю жизнь. Я вырос в Австрии и с детства говорил по-немецки, а уже потом выучил английский и французский. И только после этого овладел итальянским, правда, с фальшивым акцентом.

— Что в этой роли было от вас самого, а что – обусловлено сценарием?

— Вам точное процентное соотношение назвать? (Смеется) Привносить в роль личностные черты – процесс неизбежный. Уйти от этого невозможно – играю-то все равно я. Но тут как с униформой – я просто не задумываюсь слишком глубоко о подобных вещах. Я просто не знаю иных способов делать свою работу. Все остальное уже написано, это сделал Квентин.

И признаюсь вам, этого более чем достаточно. Потому что в противном случае я бы до сих пор сидел и раздумывал, что бы еще найти в этом характере. А такие размышления, как правило, бесконечны. Именно поэтому я целиком и полностью полагаюсь на сценарий. Да, Ланда – один из самых страшных негодяев в драматической литературе – от начала до конца. И по ряду причин, докопаться до сути его характера – сложнейшая работа. Можно просто сесть и изучать, изучать его. Но я же не ставил перед собой научных целей… Я не владею научной методикой, но мне было бы интересно поговорить с кем-то, кто смог бы разобраться во всем этом с психологической точки зрения. Думаю, лишь на одном этом персонаже можно построить целый учебный курс.

— Назовите основную причину, побудившую вас стать актером.

— Вы знаете, по моему глубокому убеждению, актером становятся из-за некой психологической фиксации, которая случается еще в раннем детстве, и из которой вам так и не удается вырасти. И это нормально. Тем не менее, если вы делаете актерство своей профессией, нервов помотать вам придется немало. Или же если вам в 18 лет хочется выразить свои эмоции окружающему миру, вы тоже идете в актеры. По сути, это одно и то же. Я уже не очень хорошо помню все эти моменты.

— А вы не выглядите изможденным, несмотря на огромное количество интервью, которое вам пришлось дать за этот год.

— А это потому, что мне 52, а не 25. Было бы 25 – я бы вряд ли выдержал. К моему возрасту я пережил несколько взлетов и падений, и я снова смог подняться наверх. Конечно, на самом дне я не был никогда, если уж говорить откровенно. Никогда. Я всегда был способен работать в качестве актера, обеспечивать семью, но иногда я мог позволить себе по ряду причин отказываться от работы, которую я не очень хотел делать. Или не сотрудничать с людьми, которые мне не нравились – но таких случаев было мало. И до сих пор, все что я делаю, восхищает меня, как подростка. У меня всегда есть конкретная точка опоры, и мне всегда это помогает.

— А что восхитило вас именно в этом кино?

— Первое, что они сделали – прислали мне сценарий. Заголовок на обложке была написан от руки. Это был почерк Тарантино. Там было буквально так вырисовано (говорит смешным голосом) – «Бесславные ублюдки», Тарантино, 2008. Так вот, увидеть его почерк – уже из разряда личного. Вам словно предлагают – «Ну, посмотри, что я тут сочинил».

Все это было далеко от признанного в киноиндустрии стандарта, это было личное, и, следовательно, на совершенно ином уровне с самого начала. А затем я, конечно же, поехал на его кастинг. Я знаю все его фильмы, многие из них мне нравятся, и также мне нравится его по-настоящему искренний и оригинальный подход к делу.

Я питаю глубочайшее уважение к его работе…ну и как вы считаете, хотелось ли мне встретиться с этим человеком?

Источник: vokrug.tv по материалам www.askmen.com